• Перевод на русский язык: Роланд Раики

Более 30 лет Грузия борется с разрушительными последствиями вооруженных конфликтов: беженцы мечтают вернуться домой; абхазы и осетины живут в постоянном страхе перед возобновлением войны; грузины из Гали оказались в тисках национализма, милитаризма и авторитаризма; люди тонут в реке Ингури при попытке пересечь разделительную линию; родственники пропавших без вести до сих пор ищут и ждут останки своих близких; абхазы больше не могут говорить на своем родном языке, и теперь грузины, живущие в Абхазии, забывают свой родной язык; насилие над женщинами со стороны травмированных мужчин и общества в целом является повседневной практикой, но об этом стыдно говорить; из населенных пунктов вблизи линии раздела с Южной Осетией/Цхинвальским регионом, подконтрольных Тбилиси, только 20% имеют доступ к детским садам; в Абхазии и Южной Осетии/Цхинвальском районе дислоцировано около 15 тысяч российских военнослужащих; население сел вдоль разделительной линии за 2002-2014 годы сократилось на 33%. Этот список очень длинный.

Параллельно со всем этим грузинское правительство с гордостью говорит о мире. «У нас сегодня в стране мир, стабильность, двузначный экономический рост»… «Несмотря на провокации, мы сохраним мир»… «Это единственное исключение после восстановления независимости, когда в Грузии непрерывный мир и стабильность»... «Поддержание мира и стабильности в стране имеет большое значение»... — это последние сообщения, которые регулярно исходят от правительства Грузии и членов правящей команды.

• Что такое мир?

Давно известно, что мир не означает отсутствие войн и вооруженных конфликтов. Недостаток приравнивания мира к отсутствию войны заключается в том, что оно не отвечает на важный вопрос: почему именно в этот период «мира» формируются и укрепляются такие идентичности, социальные структуры и институты, которые способствуют возрождению войны, насилия и вооруженных конфликтов?

В период холодной войны военный баланс между двумя лагерями и их марионеточными войнами был предметом фундаментальных исследований и изучений. Мир в то время отождествляли с предотвращением военной конфронтации посредством переговоров на высоком уровне.[1] Легитимными акторами этих политических переговоров могли быть только представители государства.

Внутригосударственные войны, возникшие после деколонизации и холодной войны, ясно показали, что для изучения мира в первую очередь необходимо понять конфликты и их социальное измерение. В «новых войнах», как назвала их Мэри Калдор, трудно отделить, где кончается война и начинается мир.[2] Следовательно, в научной литературе утвердилось понятие затяжных или замороженных конфликтов. Исследователи начинают изучать коренные причины конфликтов, такие как структурное и культурное насилие,[3] депривация,[4] важность дискурсов и нарративов,[5] политика идентичности,[6] влияние жадности[7] и т.д.

Конфликты случаются в каждом обществе, и часто они становятся неизбежными. Что же касается мира, то, хотя его определение до сих пор не является универсально согласованным, тем не менее, мы можем сказать, что мир - это процесс устранения структурных, социальных, экономических, политических, культурных различий, неравенства и угнетения посредством ненасилия с целью достижения развития, процветания и гармоничных социальных отношений. Таким образом, мир - это процесс, а не состояние.

• Как мы создаем мир?

Из-за разнообразия природы войн и конфликтов существует несколько поколений/школ исследования мира и конфликтов, и исследователи и практики в разное время говорили о разных методах управления конфликтами (Conflict Management), разрешении конфликтов (Conflict Resolution), поддержания мира (Peacekeeping), миротворчества (Peace Making) и др.

После окончания холодной войны, когда западный мир праздновал победу либерализма, бывший Советский Союз и Югославия погрузились в опустошительные войны и жестокие конфликты. Параллельно с этими процессами Организация Объединенных Наций (ООН) приняла т. н. «Повестку дня для мира»[8] Бутроса Бутроса-Гали, которая представила концепцию миростроительства (Peace Building) и, таким образом, положила начало усилиям по работе над вопросами мира.

Миростроительство – это комплексный метод, который постоянно меняется и предлагает все новые концепции и решения, однако в общих чертах можно сказать, что он включает в себя:

1. Трансформацию конфликтов, то есть работу с первопричинами конфликтов. Преобразовать отношения, интересы, дискурсы и социальные структуры, подпитывающие насильственные конфликты, таким образом, чтобы противоборствующие стороны могли взаимно признать друг друга, намечать общие цели, стремиться к социальной справедливости и процветанию.[9]
2. Идентифицировать и поддержать те структуры, которые могут предотвратить повторную эскалацию конфликтов. Миростроительство – это общественный процесс, поэтому в нем участвует множество акторов и заинтересованных сторон. Миростроительство – это инклюзивный процесс, предполагающий участие различных групп общества, расширение их прав и возможностей и устранение неравенства между ними.

Однако современные критики все чаще задаются вопросом, какое реальное общественное влияние оказывают «миростроительство» или «трансформация конфликтов» и насколько желательно привлечение внешних акторов к «переустройству» общества. Возможно ли, что миростроительство одинаково во всех контекстах, и какова роль культуры, традиций, местного контекста или опыта сообщества в миростроительстве? Путем строительства мира и государственных институтов в этом процессе не получают ли дальнейшую поддержку и укрепление силовые структуры и институты? Какие эпистемные и властные иерархии существуют между донором как финансовой поддержкой и местным гражданским обществом, и чьим приоритетом на самом деле является миростроительство? Существует ли разрыв между местными потребностями в миростроительстве и предложениями международных организаций/доноров? Чей голос должен быть услышан в процессе миростроительства или трансформации конфликта? И так далее...[10]

• Феминистский мир: наивность или рациональный выбор?

Теоретические рамки феминистского мира предлагают интересную критику и концептуальные ответы на поставленные выше вопросы. В широком смысле феминистский мир можно определить как отсутствие структурного и институционального насилия как в частной, так и в общественной сферах.[11] Это означает, что государство, бюрократия, система образования, религия и семья являются именно теми социальными институтами, в которых формируются гендерные характеристики насилия. "Достижение мира, экономической справедливости и экологической устойчивости напрямую связано с освобождением социальных отношений от доминации и подчинения (субординации); настоящая безопасность требует не только отсутствия войны, но и устранения несправедливых социальных отношений, в том числе неравноправных гендерных отношений."[12]

Авторы феминистки подчеркивают, что насильственные конфликты и войны иррациональны, деструктивны и наносят людям непоправимый вред, и что женщины лучше понимают это не потому, что они миролюбивы от природы, а потому, что женщины, благодаря своему маргинальному положению в обществе, имеют возможность видеть разрушительное воздействие милитаризма на человеческую жизнь, и поэтому именно они должны формировать различные политические или социальные объединения, чтобы противостоять этим системам.[13]

Исследователи феминистки считают, что именно переплетение насильственных социальных структур и дискурсов, таких как милитаризм, патриархат и национализм, приводит к формированию и поддержанию насильственных структур и культур, которые становятся предпосылкой для конфликта: "Национализм нуждается в патриархате и зависит от него, потому что патриархат гарантирует, что женщины будут рожать и воспитывать новых патриотов. Милитаризм требует патриархального строя, потому что женщины будут рожать и воспитывать новых воинов. А патриархат нуждается и в том, и в другом - в национализме и в милитаризме, потому что именно они составляют "истинно" маскулинного мужчину".[14] Поэтому феминизм, выступая против патриархата, одновременно противостоит национализму и милитаризму.

Эта философия подтверждается несколькими интересными исследованиями, согласно которым в странах с высоким уровнем гендерного равенства и женского политического представительства внутренние вооруженные конфликты происходят реже,[15] а в тех странах, где участие женщин слабое, а насилие в отношении них высокое, в большей степени вовлечены как во внутренние, так и в межгосударственные конфликты и войны.[16]

Признание взаимозависимости гендера, мира и конфликтов находится в повестке дня международной мирной политики с 1990-х годов. Целью этой повестки является обеспечение гендерного равенства, расширение экономических и политических прав и возможностей женщин, реальное участие женщин в процессе принятия решений, защита женщин от гендерного насилия и т.д.

В ряде стран (Канада, Швеция, Мексика) феминистская внешняя политика нашла отражение в государственных стратегиях. Эти стратегии делают акцент не только на увеличение представительства женщин в системах безопасности и политических системах, но также направлены на защиту женщин от физического и психологического насилия, расширение их экономических возможностей, их участие в мирных и постконфликтных ситуациях и защиту их прав.[17]

• Грузия: Мир, которого на самом деле нет

Сегодня конфликты в Грузии имеют три измерения: первое международное измерение - западно-российский конфликт, который напрямую влияет на второе межгосударственное измерение, то есть грузино-российский конфликт, который, в свою очередь, напрямую влияет на грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты. Грузинские власти могут иметь прямое влияние в основном на грузино-российский и внутригосударственный контексты и должны иметь соответствующие стратегии для работы на обоих уровнях.

Миростроительство, как общественный процесс, является методом работы по грузино-абхазскому и грузино-осетинскому конфликтам. Он направлен на устранение противостояния и разногласий между разделенными конфликтами обществами, определение общих потребностей и интересов, установление равенства и справедливости в этих обществах, демократизацию политической системы и обеспечение экономического процветания.

Последние исследования показывают, что военный путь решения конфликтов неприемлем для значительной части грузинского общества. Несмотря на то, что молодые люди, живущие в Грузии, меньше интересуются политикой или другими общественными вопросами, 95% опрошенных молодых людей выступают за решение конфликтов путем мирных переговоров. Согласно тому же исследованию, те молодые люди, которые считают, что женщины могут оказывать положительное влияние на мирные процессы, связывают долгосрочное поддержание мира с участием женщин (56%). Эмпатия к сторонам, затронутым конфликтом, среди грузинской молодежи достаточно высока. Большинство из них (64%) считают, что простые люди, проживающие в настоящее время в Абхазии и Цхинвальском регионе/Южной Осетии, являются такими же жертвами конфликта, как и грузины.[18] К сожалению, на оккупированных территориях идентичные исследования не проводились.

Недавнее исследование ежедневных индикаторов мира,[19] которое отличается тем, что оно проводилось по обе стороны разделительных линий, хорошо показало, насколько последние 30 лет процесса миростроительства отражают потребности и интересы граждан. Несмотря на 30 лет изоляции и разобщенности, представления грузин, абхазов и осетин о мире интересным образом совпадают. Жители Сухуми, Гали, Зугдиди, Гори, Цхинвали, Ахалгори и Тбилиси говорят, что мир это:

Отсутствие страха возобновления войны

• Звук фейерверков/стрельбы не ассоциируется с войной (Гори)
• Звук фейерверка не вызывает страха перед войной; Спать можно в любой комнате дома, а не только в той, которая выходит окнами на север (Цхинвали)
• Звуки выстрелов не будят вас (Ахалгори)
• Вы не боитесь, что в какой-то момент кто-то решит, что это лучшее время для войны (Сухуми)
• Вы не боитесь, что завтра придет оккупант и вышвырнет вас из дома, или заберет то, что вы накопили за годы (Зугдиди)
• Когда вы в безопасности; Когда есть справедливость (Тбилиси, вынужденно перемещенные лица)

Свобода передвижения внутри и за пределами страны

• Люди могут свободно передвигаться в любом месте; Хотя бы на Пасху посетить могилы членов семьи (Тбилиси, вынужденно перемещенные лица)
• Вы можете свободно посещать могилы родственников (Гори)
• Вы можете свободно передвигаться и не бояться, что завтра "граница" будет закрыта (Гали)
• У вас есть возможность свободно путешествовать и общаться с людьми, живущими в разных уголках мира (Сухуми)
• Граница [с Россией] не будет закрыта из-за Covid-19 (Цхинвали)
• Если бы мы могли видеть Сухуми, а они могли бы посетить Батуми (Зугдиди)
• Часто видеть внуков в старости [живущих по ту сторону разделительной линии] (Ахалгори)

Возможность планировать будущее

• Вы можете сосредоточиться на своей повседневной жизни и не думать о прошлых психологических травмах (Тбилиси, вынужденно перемещенные лица)
• Вы покупаете или ремонтируете дом, не опасаясь, что война все разрушит (Цхинвали)
• Вы не воздерживаетесь от строительства дома из-за страха перед войной (Гори)
• Вы можете планировать будущее (Сухуми)
• У вас достойный доход, человек не должен думать о том, чем завтра прокормить семью (Зугдиди)
• У вас нет постоянного желания убежать отсюда и бросить все; Закон не меняется в зависимости от того, кто и в каком настроении проснулся в Цхинвали и Тбилиси (Ахалгори)

Равноправие и свобода выражения мнений

• Общество может свободно говорить о проблемах (Цхинвали)
• Иметь возможность выражать себя и не скрывать, кто я, что я, чем занимаюсь, что думаю (Тбилиси, вынужденно перемещенные лица)
• Ты не чувствуешь себя гражданином второго сорта (Гали)
• Быть терпимыми по отношению друг к другу, не должно быть проблемой выражение политического мнения, отличного от мнения друг друга; Ты не боишься своего отличия (Зугдиди)
• Я буду говорить обо всем этом и не буду просить скрывать мое имя (Ахалгори)
• Вы не боитесь идти на митинг (Гори)

Доступ к качественному образованию

• Дети хорошо знают хотя бы один язык [грузинский или русский], чтобы иметь возможность изучать предметы в школе (Гали)
• Ваш ребенок имеет возможность получить качественное образование (Сухуми)
• Ваш ребенок имеет благоустроенную среду в детском саду и школе и может комфортно получать качественное образование (Зугдиди)
• Вам не нужно чье-либо расположение, чтобы получить ученую степень и устроиться на работу (Ахалгори)
• У людей есть возможность развиваться и прогрессировать (Цхинвали)

Упомянутое исследование также показывает, что в Гори, Ахалгори, Гали и Тбилиси, то есть этнические грузины, говорят о восстановлении доверия, мирном сосуществовании и примирении. Цхинвали и Сухуми не проявляют к этому стремления.

Интересно, что во время исследования, когда фасилитацией занимались женщины, были выявлены такие вопросы, как насилие в семье, недостаточное участие женщин в принятии решений, женское здоровье и гендерные аспекты повседневной безопасности.[20]

Политический статус, территория и военная безопасность всегда были и остаются краеугольными камнями мирной политики официального Тбилиси. Открыто или косвенно грузинские власти, особенно правительство «Грузинской мечты», указывали на то, что до окончания оккупации Россией Абхазии и Южной Осетии/Цхинвальского региона Грузия бессильна проводить там мирную политику, соответственно, основные усилия были и остаются направлены на сохранение статус-кво. По мнению властей, статус-кво выглядит так: непризнание и делегитимация де-факто структур. После вторжения России в Украину, после того, как предвидеть события стало еще труднее, а риски безопасности удвоились, грузинское правительство полностью парализовано и предлагает для обсуждения только поверхностные вопросы, хотя и заверяет нас, что мир может быть сохранен.

В течение многих лет гражданские организации, занимающиеся вопросами мира, прав человека и безопасности, говорили о необходимости более смелой мирной политики со стороны Грузии даже в условиях оккупации. Различные исследования и комментарии призывают власти Грузии к прямому диалогу с де-факто властями; облегчить передвижение лиц, проживающих в Абхазии и Южной Осетии/Цхинвальском регионе, в том числе этнических грузин; заботиться о создании и поощрении возможностей для социального, экономического и международного образования для них; говорить о прошлом, о травмах войны и признании жертв, о справедливости и неприятии насилия, о равноправии и защите прав человека.[21]

К сожалению, правительство Грузии почти никогда не видело гражданское общество в качестве партнера и союзника в мирном процессе, поэтому никогда не вело с ним реального и содержательного диалога. Влияние гражданского общества, работающего над конфликтами и вопросами мира, на мирную политику крайне низкое.

Еще одна важная проблема и вызов для грузинского гражданского общества заключается в том, что миростроительство в грузинском контексте в основном означает грузино-абхазские или грузино-осетинские неформальные, закрытые встречи в разных странах, где только ограниченные группы и круги общества имеют возможность внести свой вклад. Общественности неизвестны не только вопросы и результаты официальных переговоров (Женевские международные дискуссии, формат Карасина-Абашидзе), но и повестка дня и результаты форматов гражданского диалога.

Замкнутость как формального, так и неформального диалога и узкий круг участников породили сомнения и недоверие к мирному процессу в грузинском обществе, а также укрепили позиции «элит» в Абхазии и Южной Осетии.[22]

Ситуация еще более сложная с точки зрения участия женщин в миростроительстве. Агентства ООН и женские неправительственные организации на протяжении многих лет работают над поддержкой женщин, пострадавших от конфликта, искоренением гендерного насилия, эффективным и конструктивным участием женщин в переговорах и форматах гражданского диалога. Однако коммуникация между властью и гражданским обществом в основном носит односторонний и формалистический характер.

Говоря о препятствиях на пути участия женщин, исследование "ООН-женщины 2020»[23] также указывает на непризнание знаний женщин, гендерные стереотипы и нехватку финансовых ресурсов. Женские организации в значительной степени зависят от краткосрочных проектов с небольшим бюджетом, которые не позволяют им расти институционально и интеллектуально и планировать на долгосрочную перспективу.

Отчет о выполнении Национального плана действий Резолюции Совета Безопасности ООН о женщинах, мире и безопасности (2018-2020 гг.) показывает, что год за годом государственные органы проводят встречи и тренинги для женщин и госслужащих, бесконечно работают над подготовкой стратегических документов. Однако, в конечном итоге, не увеличилось ни участие женщин в процессе принятия решений, ни вовлечение женщин и молодежи из числа беженцев в процесс разработки политики, ни потребности и приоритеты женщин, пострадавших от конфликта, не принимаются во внимание в процессе официальных переговоров.[24] Соответствующие ведомства проводят тренинги для женщин, затронутых конфликтом, по вопросам открытия и управления бизнесом, лидерства, финансового менеджмента. Однако из-за нехватки финансовых ресурсов, доступных женщинам (в виде кредитов или грантов) и жизненно важной инфраструктуры (дороги, питьевой воды, детских садов и др.) и социальных гарантий (минимальная заработная плата, справедливая налоговая система, адекватная пенсия, страхование по безработице, справедливое регулирование банковских услуг и др.), которые должны стать основой экономической активности женщин, эти программы не вызывают принципиальных изменений. Женщины, проживающие на оккупированных территориях, полностью исключены из этого процесса, их взгляды и потребности игнорируются.

Интересно, что, согласно отчетам о реализации Национального плана действий «Женщины, мир и безопасность», Министерство обороны Грузии является наиболее успешным ведомством в достижении гендерного равенства и учете потребностей женщин в системе. Можно сказать, что участие женщин в военной структуре успешно увеличивается, в то время как участие женщин в мирном процессе и процессе принятия решений остается низким.[25]

Как Министерство иностранных дел, так и Аппарат государственного министра по вопросам примирения и гражданского равноправия проводят информационные или консультативные встречи с участием представителей гражданского общества, в том числе женских организаций. При аппарате государственного министра созданы постоянно действующие «Консультативный совет экспертов по вопросам политики примирения и взаимодействия» и «Женщины, мир и безопасность – консультационная платформа по усилению эффективного участия женщин в процессе миростроительства». Однако эти встречи носят односторонний и формальный характер и направлены не на предметные дискуссии по вопросам политики и ознакомление с мнением гражданского общества, а на предоставление им той информации, которую представители власти считают необходимой. К сожалению, поскольку политика и события, связанные с конфликтами, не меняются, информация остается неизменной от встречи к встрече.

• Вывод: что будет дальше?

Агрессия России против Украины возобновила страхи и травмы в Грузии, в том числе на оккупированных территориях. Для Грузии победа над Россией и эффективное решение собственных вызовов безопасности в новых политических и военных реалиях — вопрос экзистенциальной важности. К сожалению, в Абхазии и Южной Осетии/Цхинвальском регионе существуют противоположные сентименты и желания. Они опасаются, что в случае ослабления и поражения России Грузия попытается решить конфликт военным путем, а это вызовет базовые опасения по поводу безопасности у местной элиты и общества.

Роль страха в развязывании или затягивании конфликтов стала предметом многих исследований и анализов.[26] Преодоление страха абхазов и осетин перед Грузией должно стать одним из важных направлений миростроительства для грузинского государства. Понятно, что недавние спекуляции грузинских властей об открытии второго фронта еще больше усугубляют сложившиеся страхи, недоверие и образ врага в лице Грузии в Абхазии и Осетии. Не внушает уверенности и «обещание» одного из политиков с трибуны грузинского парламента, что он убивал и будет убивать в Абхазии, даже если это «обещание» адресовано российскому политику.[27]

Путей преодоления страха и восстановления доверия к грузинскому государству может быть несколько: прежде всего, грузинское правительство и общество в целом должны видеть в абхазах и осетинах не только жертв и марионеток российской пропаганды, но и акторов, имеющих собственные потребности, интересы, страхи, ограничения, травматический опыт и стремления. Даже если Россия ослабнет, это никуда не денется. В том же контексте представители грузинского правительства должны напрямую разговаривать с de facto лидерами, политическими элитами или представителями государственных органов и пытаться найти сферы общих интересов и сотрудничества.

Любая государственная стратегия или мирная политика будут недостаточными, если в ней вопросы, связанные с конфликтом (например, передвижение, торговля, удостоверения личности и проездные документы и т. д.) будут рассматриваться только через призму геополитической и военной безопасности. Упомянутое выше исследование "Ежедневные индикаторы мира" ясно показывает, что по обе стороны разделительной линии люди, затронутые конфликтом, имеют схожие потребности, заботы и особое видение мира. Учет их перспектив станет основой для нормализации сотрудничества и отношений.

Крайне важно продолжить системную поддержку форматов гражданского диалога. Однако грузинское, абхазское и осетинское гражданское общество, участвующее в этом диалоге, должно критически осмыслить достижения, неудачи, вызовы 30-летнего гражданского диалога и стратегически подумать об использовании имеющихся возможностей. Миротворческие инициативы должны быть более открытыми для вынужденно перемещенных лиц, жителей Гали и Ахалгори, различных этнических и религиозных групп.

Участие женщин в миростроительстве должно выходить за рамки разговоров и отражаться в реальных данных и результатах. Национальные планы действий резолюции Совета Безопасности ООН "О женщинах, мире и безопасности" должны быть ориентированы не только на тренинги и встречи, но и на достижение конкретных результатов. В регионах, затронутых конфликтами, женщины и женские организации работают в основном на местном уровне, поэтому их участие в миростроительстве, выслушивание перспектив и внесение значимого вклада чрезвычайно важны.

В то же время необходимо расширить инструменты миростроительства, включив в них задачу изменения политики. Например, вопрос об воспитании мира имеет критическое значение. Воспитание мира – это способ понять и преодолеть этнический и религиозный национализм, шовинизм, патриархат, милитаризм, эксклюзию в грузинском, абхазском и осетинском обществах. В Грузии уже есть некоторые интересные инициативы,[28] и важно, чтобы эти усилия были расширены, институционализированы государством и также начались в Абхазии и Южной Осетии/Цхинвальском регионе. Ряд исследований показывает, что система образования Грузии сталкивается с серьезными проблемами в обучении этническому и религиозному многообразию, поскольку ни школьные учебники, ни учителя не в состоянии соответствующим образом познакомить учащихся с этническим, религиозным и культурным многообразием и вкладом различных групп в создании истории и общей культуры.[29]

То же самое можно сказать о средствах массовой информации и различных средствах коммуникации. Медиа, в частности социальные сети, являются важным инструментом миростроительства. Социальная сеть, поскольку она превратилась в виртуальное поле боя, поскольку она сеет страх и ненависть, показывает, что грузинским, абхазским и осетинским пользователям есть о чем поговорить, и является эффективным инструментом распространения идей и знаний о мире.[30]

Для гражданского общества Грузии важно создавать критические знания, связанные с конфликтами и вопросами мира, и говорить о насилии, неравенстве, структурных причинах конфликтов, а также путях и интересах достижения мира на основе фактов. Понятно, что аналогичный процесс должен происходить в Абхазии и Южной Осетии/Цхинвальском регионе. Только с помощью основанного на знаниях видения и лучшего представления интересов мира миростроители (peacebuilders) могут избавиться от наивного ярлыка, созданного политикой, ориентированной только на безопасность и политический статус со стороны властей и части гражданского общества.

Подводя итог: Мир - это не отсутствие войны. Это длительный, болезненный и демократический процесс, включающий усилия по достижению равноправия, справедливости, социальной справедливости и направленный на построение демократических институтов и общества. В последнее время политизация мира и его инструментализация еще раз показали, насколько политические процессы упускают из виду общественные нужды и интересы. Также мы видим, что мир как идея и ценность теряется в политических играх и вражде. Однако именно на фоне существующих вызовов и растущих рисков нам следует осмыслить и согласовать содержание мира и повестку дня мира как необходимое условие выживания, развития и прогресса страны.

Статья была подготовлена в рамках проекта “Поощрение трансформации конфликтов посредством критического переосмысления истории, связанной с конфликтами, и укрепление перспектив женщин“, поддержанного Шведским управлением международного сотрудничества в области развития (SIDA) и Квинна Тилль Квинна".