საერთო ცხელი ხაზი +995 577 07 05 63
Я режиссёр и сценарист, и почти 20 лет проработала в петербургском театре. Большая часть моих работ имели социальный и политический контекст, и часто создавались совместно с активистами. Это иронично, но последней работой, которую я делала в Петербурге, был «Витязь в тигровой шкуре» и по политическим мотивам мне на дали его завершить, а декорации пока ждут своего часа.
А с 2010 года я стала участвовать в активистских группах, в первую очередь, как разработчик политических перфомансов. Моей работой было привлечения внимания к проблеме. Потому что люди, которые говорят правильные вещи, совсем не всегда знают, как сделать это ярко. Так что я специализировалась на том, чтобы картинка была такой, чтобы доходила до широких масс и вызывала общественный резонанс.
А с 2015 года я руководила феминистским проектом «Рёбра Евы» - НКО без НКО. Мы никогда не открывали официальную организацию, чтобы не попасть под закон об иностранных агентах. Потому что деятельность, которую мы вели, попадала под определение политической. Нашей задачей была не сервисная помощь, а привлечение общественного внимания к проблемам гендерного неравенства, а также – к антивоенной повестке.
За всё время в российском сопротивлении я наблюдала множество низовых инициатив, оппозиционных групп, и сотни тысяч людей, которые хотели что-то изменить. Но они проиграли.
Сейчас, когда похожую ситуацию мы, к большому сожалению, видим в Грузии, кажется важным отследить ретроспективу российских протестов, и понять, что же пошло не так.
---
Надо отметить, что в России политическая индоктринация начинается с детства. Нарратив о том, что политика грязное дело, а заодно и “дело не нашего ума”, задаётся в школах и высших учебных заведениях. Политическая пассивность прививается как стиль, как культурный код. В головы россиян последовательно вкладывается мысль что они 1) выше этого 2) те, кто надо разберутся и без них. И это выученная беспомощность, прикрытая пафосной мыслью о том, что ты решил это сам.
Это и семейная память, потому что репрессии, когда могли посадить или расстрелять за политический анекдот всё ещё близки.
И если через эту гомогенную установку, всё-таки прорывается чей-то интерес - каждый раз это большое усилие со стороны человека. Это большой шаг.
Дальше люди начинают искать единомышленников.
Мониторить инициативные группы, ходить на митинги, о которых есть информация и знакомиться там.
Этих единомышленников не так много. Если рассматривать спектр российской оппозиции до момента 2022 года, когда практически всем пришлось покинуть страну, он был такой:
И в каждом из направлений присутствует флёр “великой страны”. Сама форма империи не вызывает ни у кого вопросов. Это не воспринимается как проблема. Это культурный код, который очень сложно преодолеть. И даже россияне, которые воюют за Украину в легионе «Свобода России» транслируют абсолютно правую повестку «сильной свободной страны». Причины войны, где значительную роль играет имперское колониальное мышление, никогда не анализируются.
Национальные деколониальные инициативы, такие как Свободная Бурятия или Свободная Якутия, стали видимыми только после 22 года, и уже признаны экстремистскими; их деятельность была запрещена.
Но вся эта разномастная публика находила возможности объединяться и выходить на многотысячные протесты. Самыми массовыми они были в 2011 и 2012 году. Это выборы в Парламент, где были массовые вбросы за президентскую партию “Единая Россия” и президентские выборы, когда Путин решил баллотироваться на срок в третий раз.
Каждую неделю в больших городах проходили митинги и шествия, часто - несмотря на сильный мороз. Пройти в Петербурге многочасовым шествием при температуре -24 удовольствие так себе, но люди шли.
И у всех была мысль: «Сейчас мы покажем, что нас большинство, и власть поймёт что была неправа, извинится и уйдёт». Когда ты приходишь в протест из полной политической девственности, ты не понимаешь, что с этой идеей не так. И изобретаешь велосипед. Потому что медийные оппозиционеры говорят тебе: выходи, и мы победим. Но они тоже изобретают велосипед. Им кажется, что так будет. Хотя это ничем не подтверждено.
Но когда сотни тысяч протестующих, многие из которых приехали из регионов, несмотря на то что их снимали с поездов и самолётов, прокалывали шины, и т.д., выходят на площадь в Москве, складывается ощущение, что нас большинство. И это - когнитивное искажение.
Как и многие мои коллеги, я была наблюдательницей на выборах. И да, там были вбросы и неточный подсчёт голосов. И глава избирательного участка подошёл ко мне после подсчёта и спросил, не буду ли я против, если Путину он нарисует в протоколе чуть больше, а остальным чуть меньше. Но. Бой был скорее за то, чтобы этот процент был ошеломительным. А если неотрывно следить за урной и за подсчётом, то помимо ошибок и нарушений, ты чётко видишь, что за него реально голосовало большинство. Не 70%, а, например, 40%. Намного больший процент чем за остальных. И это довольно оппозиционный Санкт-Петербург.
В 2012 году на Болотной площади после президентских выборов было побоище. Люди держали сцепки, их прорывал ОМОН, избивал людей в мясо, с линии соприкосновения невозможно было убежать, потому что по периметру выставили оцепление с собаками. Но даже если бы люди прорвались, видно было, что за кордонами ОМОНа стоит армия. А помня расстрел Белого Дома в 1993 году, мы знаем, что российская армия - спокойно будет стрелять из танков по своим.
И здесь возникает ещё одно когнитивное искажение. Потому что когда ты в гуще событий, когда ты видишь эти баррикады из туалетов, десятки людей с разбитыми головами, когда ты стоишь в сцепке, когда на участников протестов заводят кучу уголовных дел - тебе кажется, что об этом знают все. Вся страна. А это не так.
Ты общаешься с молодыми ребятами - дальнобойщиками, работниками культуры, рабочими - и они вообще не в курсе о чём идёт речь.
Потому что даже если вас на улицы вышел миллион, то по отношению к общему числу российского населения — это меньше чем один процент.
Оппозиция всегда рассчитывала на городскую интеллигенцию. Преимущественно - столичную. Как и оппозиционные СМИ. А городская интеллигенция VS большая часть российских граждан - это вообще разные миры.
Столичная публика этого часто не понимает.
Год назад была новость о том, что российские солдаты, вернувшиеся с украинского фронта, были вынуждены уехать из Москвы в Новосибирск. Потому что, когда они проходили в форме в Москве, на них смотрели с презрением. А в Сибири - они герои.
Петербурженки часто не верят, что в таком регионе как Волгоград или Пенза, с населением миллион и пол миллиона человек, поддержка войны будет близка к 100%. Это когнитивное искажение социального пузыря.
Эта разница заметна и в Грузии. Потому что если ты знакомишься с тбилисской молодёжью, то возникает ощущение гомогенных проевропейских настроений. Общаясь здесь на английском, я неоднократно сталкивалась с тем, что собеседник упоминал, что он поймёт и на русском. Он его специально выучил, потому что ему мама или папа сказали, что “надо знать язык врага”.
Но если ты в Батуми или в Кутаиси, то с тобой подойдут познакомиться на русском, и расскажут какая Россия замечательная страна, которая скоро победит. Это каждый раз неожиданно и очень страшно.
В антивоенной “Колыбели для кошки” Курта Воннегута всё, к чему прикасалась вода становилось льдом. А всё, к чему прикасается русский язык становится проводником российской пропаганды. И ты сидишь в Грузии, свободной демократической стране. И с тобой через рот гражданина Грузии говорит Россия. Ни с чем не спутать её имперский слог.
Эта имперская идея никак не рефлексируется ведущими представителями российской, более того, складывается полное ощущение, что они её поддерживают. Либо они открыто говорят о том, что необходимо поддерживать Россию в текущих границах, потому что это «великая держава». А кроме того, они активно поддерживают Ельцина как человека, который «пресёк чеченский сепаратизм». Либо это можно проследить в отдельных репликах, где, скажем, Юлия Навальная откровенно отрицает возможность деколониальной риторики в стране.
Но самое ужасное, чего я считаю, нельзя простить российским лидерам либеральной оппозиции, таким как это действия, которые я бы назвала карго культом протеста. Повторением из раза в раз действий, которые не могут привести к изменениям.
Есть мем о мечтах студента, где у него в плане на жизнь первый пункт - диплом, дальше несколько пунктов пропущено, а последний пункт - она или он сидит в собственной частной вилле, с кучей денег, и любуется на океан. Но ведь это никак не вытекает из получения диплома, да?
А из того что мы стоим на митингах - никак не следует, что власть уйдёт. Потому что между пунктами 1 и 6 должны быть ещё пункты 2, 3, 4 и 5. Иначе план не работает.
Что же происходило в России? Были условные “честные граждане”, которые очень хотели что-то менять, но были очень доверчивыми. И была Лидеры оппозиции, которые каждый раз им говорили: “вот мы выйдем на митинг и всем покажем, что мы есть”. Пункт 1 - мы покажем что мы есть. Пункт 6 - падение режима. В плане отсутствовали пункты 2, 3, 4 и 5. Из того что мы вышли и постояли с плакатами, никак не следовало, что власть уйдёт. У хороших, но доверчивых граждан, надеящихся на решения оппозиции, при этом формируется ложная связь. “Я вышел. Я рисковал. Значит я хороший человек. Я сделал всё что мог”. “Добился политической цели” заменяется на “очистил совесть”.
Но если ты медийный оппозицонер, то энергию порядочных граждан ты потратил не на то, чтобы власть ушла. А на самоуспокоение этих граждан. Потому что никакой политической стратегии ты не разработал. Ты потратил их энергию на то, чтобы набрать политические очки.
В России сильна вертикаль. И поэтому лидеры либеральной оппозиции были важны. У общества со слабыми навыками самоорганизации, всегда есть надежды на лидеров. Если президент говорит неправильно, то сделаем как скажет оппозиционер. А если “оппозиционер говорит чушь” то дальше никто не знал как быть. Всем так хотелось изменений, что люди не в силах были поверить, что оппозиция может предлагать такие же неверные решения, как и власть.
Гражданское общество в России было похоже на эхо. Закрывают больницы? Постоим против закрытия больниц. Кого-то сажают? Постоим с плакатами “Свободу кому-то”. Это важно, но если не переходить в наступление, если мы не можем формировать собственную повестку, а только отвечать на то что внедряет власть - мы всегда проигрываем.
И с одной стороны, учитывая то, как работает репрессивная машина, как она разгоняет свой маховик, учитывая сколько людей в России сидят в тюрьме, подвергаются пыткам или были убиты по политическим делам, кажется что выиграть было невозможно. С другой стороны - странно использовать в борьбе методы, которые точно не работают, и не придумывать других.
Однажды, когда в России уже был тотальный запрет на символику ЛГБТ, на символику регионов (вдруг задумают отделиться), и много что ещё, мы вышли на улицы с гигантской четырёхметровой вагиной и баннером “Феминизм всех пожрёт”. И шли с ней шествием по центру города два часа. Нас никто не задержал, потому что власть не знала как на это реагировать. Это была их слепая зона, лаг.
Это мелочь, но если бы это был материал о методах сопротивления, можно было бы рассмотреть примеры удачного и неожиданного сопротивления во всём мире, которое неоднократно заставало государственные репрессивные механизмы врасплох.
Если анализировать слабые точки, если работать на опережение, то можно атаковать. Но однозначно, опыт Махатмы Ганди в 21 веке в постсоветском пространстве уже неприменим.
А если оторваться от российского контекста, становится очевидно, что правый поворот наблюдается не только в России, Беларуси, а теперь и в Грузии. Он наблюдается почти везде. Почти во всех странах у гражданского общества всё меньше возможностей, а репрессивные механизмы повсеместно усиливают контроль.
Для того чтобы им противостоять, необходимо разрабатывать стратегии, и делать то, чего власть не ожидает. Как Паулу Фрейре, например, занимавшийся политическим образованием среди взрослых крестьян.
В своей работе “Педагогика угнетённых” он говорит, что целью обучения является не заполнение якобы пустого сознания учащихся, а постановка проблем, реально существующих в мире.
Целью работы Фрейре было не просто распространение грамотности, а осознание безграмотными взрослыми своего экономического, социального и политического положения в мире, за которым неизбежно последовала бы решимость его изменить.
И в этой борьбе – в нашей борьбе - должно быть больше пунктов чем 2, 3, 4 и 5. Их должно быть бесконечное количество. Мы должны пробовать разные, пока не победим. Как сказала моя коллега-правозащитница: “Новые ограничения - всего лишь толчок нашему воображению”.
И если мы не будем развивать наше политическое воображение, не будем разрабатывать новые стратегии сопротивления, в обозримом будущем на Земле может не остаться мест, куда можно эмигрировать или сбежать.
Инструкция