Интервью с Хубертом Фаустманом

Центр социальной справедливости представляет интервью с профессором истории и международных отношений Никосийского университета Хубертом Фаустманом. Он также является главой кипрского офиса Фонда Фридриха Эберта. Хуберт Фаустман — эксперт по истории британского колониального Кипра и постнезависимого Кипра, а также в области международных отношений.

В интервью Хуберт Фаустман оценивает опыт Кипра на пути евроинтеграции и трансформации конфликта, делится своими взглядами на то, насколько этот опыт актуален и полезен в контексте Грузии.

Давайте начнем с краткого анализа истории кипрского конфликта. Как историк, как бы вы его оценили: был ли этот конфликт результатом борьбы политических элит и лидеров, что затем спровоцировало противостояние между сообществами, или, наоборот, начался с противостояния на уровне народных масс?

На мой взгляд, очевидно, что это был конфликт, в основном, между политическими элитами, однако все не так просто. Ситуация менялась на разных этапах конфликта, особенно в период британского правления. Например, противостояние и конфликт между общинами последовали за поражением османов от Италии в 1911 году. Однако такие случаи были единичными. В целом, отношения между греческими и турецкими киприотами не были отмечены конфликтами. Я бы выделил еще один фактор: поскольку в то время большинство людей, живших на острове, были неграмотными, и это продолжалось вплоть до середины первой декады британского правления, у нас почти нет информации о том, чего они хотели или каковы были их настроения. Мы знаем лишь то, чего хотели элиты.

Обе позиции — как поддержка Энозиса (объединения с Грецией), так и противодействие ему со стороны турецких киприотов — были четко сформулированы элитами. Однако нам неизвестно, насколько эти обстоятельства были восприняты обычными людьми и какова была их идентичность. Разделение между общинами усилилось через поддержку образования. Британцы занялись решением образовательного вопроса на острове, но оставили выбор за местным населением, позволяя ввоз учебников из Греции и Турции, а также приглашение учителей. Это сыграло важную роль в формировании идентичности, но также привнесло в знания и мышление простых людей конфликтную историю греков и турок. В последнем десятилетии британской империи они смогли получить базовое образование. Можно сказать, что конфликт, возникший среди элит, таким образом «перешел» и на обычных людей.

Если мы обратимся к случаям насилия 1950-х годов, то увидим, что в них участвовала в основном молодежь. Получается, что элиты довольно успешно справились с индоктринацией общества. Однако и здесь все было не так просто, так как у элит не было единого подхода — левые и правые политические силы следовали разным повесткам. Левые склонялись к мирным формам протеста, тогда как более радикальный подход предполагал вооруженное противостояние. С начала вооруженного конфликта в 1955 году отношения между сторонами резко ухудшились. С 1957 года мы наблюдаем случаи этнической чистки, когда турки-киприоты выгоняли греков-киприотов из их домов. Ненависть распространилась среди общин и соседей, словно болезнь. Изначально конфликты были ограничены по территории — например, жители одного и того же села редко нападали друг на друга. Однако масштабы межобщинного конфликта постепенно увеличивались. Гражданская война, выражавшаяся в насилии между двумя общинами в 1963 и 1964 годах, а также усиливающееся этническое разделение и в этом контексте притеснение турок-киприотов, в итоге привели к полному этническому разделению. Это завершилось в 1974 году изгнанием киприотов-греков из северной части острова и вторжением турецких войск, что, в свою очередь, было ответом на организованный переворот против правительства греков-киприотов. Ясно, что некоторым удалось сохранить достоинство и человечность в это время. Ненависть, а вместе с ней и насилие, росли пропорционально увеличению числа пострадавших. К 1974 году значительно увеличилось количество людей, на которых напрямую повлиял конфликт и насилие — они потеряли членов семьи, родственников и друзей, тысячи из них лишились своих домов или понесли другие потери.

В случае с конфликтами в Грузии мы можем оценить их аналогичным образом: они начались на уровне политических элит, обострились в период распада Советского Союза, когда будущее независимой Грузии было неопределенным, и затем «просочились» в общество. Прошло более 30 лет с начала этих конфликтов, и мы до сих пор не можем сказать, что произошла трансформация отношений между народами. Эти отношения до сих пор не восстановлены. Для абхазов и осетин грузины все еще враги, а для грузин они — сепаратисты и марионетки России. В случае Кипра ситуация иная — существует миротворческое движение и сотрудничество между общинами. Можно ли сказать, что Кипр достиг той стадии, когда конфликтующие общества больше не считают друг друга врагами и они уже достигли такого уровня трансформации, что могут мирно сосуществовать?

Думаю, здесь стоит выделить два измерения. Вскоре после событий 1974 года появился греческий киприотский нарратив, который называл турок-киприотов "братьями", а Турцию — врагом. Будто бы эта часть общества испытала коллективную амнезию и забыла о преступлениях и насилии, совершенных турками-киприотами против них. Этим официальным нарративом греки противопоставили себя официальной турецкой версии, отвергавшей возможность мирного сосуществования двух сообществ с целью оправдать и сохранить их сепаратистское образование. Греческий нарратив отвечал на это утверждением, что объединение и мирное сосуществование возможны, поскольку ранее мы жили вместе в мире, и все, что с нами произошло, было результатом вмешательства внешних сил, особенно Турции. Греки надеялись, что примирением с турками-киприотами и урегулированием конфликта они ослабят и в конечном итоге устранят влияние Турции на остров. Изначально нарратив о турках как братьях был популярен среди левых политических сил, но позднее его приняли и правые. Одним из обнадеживающих факторов на фоне замедления процесса урегулирования кипрского конфликта, который отличает этот случай от других, является консенсус между двумя сообществами о недопустимости насилия. Обе общины глубоко травмированы волнами насилия и кровавого противостояния, продолжавшегося почти 20 лет — с 1955 по 1974 годы, и унесшего множество жизней.

В этом контексте важно отметить, что киприоты по своей природе и настроению не агрессивны и не склонны к насилию. Даже в барах вы редко увидите драки или потасовки. То же самое касается демонстраций — демонстрации на Кипре отличаются от тех, что происходят в Греции и Турции. Это очень миролюбивая, бывшая колония, которая пережила 20 лет ужасных вооруженных и кровавых конфликтов, при этом никто не был наказан за совершенные преступления. Несмотря на различные нарративы, обе общины достигли консенсуса, что им больше не нужны конфликты и насилие. Поэтому они очень осторожно относятся к своим взаимоотношениям, что, на мой взгляд, является очень здоровым подходом.

Большинство греков-киприотов проявляют чрезмерную вежливость и осторожность по отношению к туркам-киприотам, когда те спрашивают дорогу или просят помощи на южной части острова, и то же самое происходит в северной части. Это своего рода самоцензура. В греческом обществе никуда не делся гнев по отношению к турецким киприотам, особенно на фоне того, что они официально не могут сказать, что этот человек, например, живет в доме, отнятом у их семьи, или что эта группа хочет 50% политической власти, что, по мнению греков-киприотов, несправедливо, учитывая их численность в 20% от населения острова. Что облегчает примирение, и в то же время странно, так это подавление определенных дискурсов и озабоченностей, а также идеализация другой стороны в официальном греко-киприотском дискурсе: турки-киприоты получают бесплатное медицинское обслуживание, их называют братьями и редко упоминают в негативном контексте — в отличие от их лидеров. Таким образом, мы имеем дело с весьма странным процессом реконструкции постконфликтного общества, в рамках которого ненависть и агрессия направлены на Турцию, которую представляют как варвара и злодея.

То есть, вы говорите, что травма, пережитая за 20 лет насилия и кровавого противостояния, не была осмыслена и переработана?

Да, это табуированная тема для обеих сторон, участвовавших в конфликте. Об этом никто не говорит, как будто ничего не произошло. Помимо этнической расправы, не забывайте, что они убивали и друг друга. В период с 1968 по 1974 год множество людей было убито в греческой части Кипра из-за противостояния между правыми и левыми, особенно со стороны правых. Все об этом знают, но никто не говорит — это табу. Никто не сел в тюрьму за совершенные преступления. Об этом тоже не говорят открыто, и имена не упоминаются. Никто не говорит о том, что произошло, обвиняя кого-либо в этом. Это своего рода подавленное знание и дискурс. С одной стороны, кажется, что в обществе царит гармония, но это поверхностное явление. Как будто под земной корой дремлет вулкан.

Вы думаете, что в какой-то момент времени этот вулкан проснется?

Я не думаю, что так случится, потому что время идет, что не работает в пользу вулкана. Насилие прекратилось в 1974 году, и многие из тех, кто его совершал умерли. То есть старшее поколение уходит, и, как бы иронично это ни звучало, это облегчает разговор о прошлом. Я говорю это сейчас как немец. Когда дедушки кого-то больше нет в живых, говорить о его преступлениях гораздо проще, чем это было бы при его жизни. Признание преступления в данном случае не повлечет за собой уголовное преследование и заключение виновного. Так что обсуждать эти факты становится легче. Легче говорить о совершенных преступлениях и признавать их, когда уже некому предъявлять обвинения и наказывать. Поэтому справедливость пока не восстановлена. Ведется работа по этим вопросам, и реализуются отдельные проекты. Вообще, когда речь заходит о подобных проектах, всегда есть требование и ожидание, что нужно следовать южноафриканской модели и пути комиссии по установлению истины. Однако конкретные шаги в этом направлении еще не были предприняты. Интересно, что требование о создании комиссии по установлению истины сейчас набирает силу, и ходят слухи, что президент Никос Христодулидис предложил это на неофициальной встрече на последней Генеральной Ассамблее ООН.

Сейчас, когда мы говорим о трансформации конфликта, не могли бы вы вспомнить основные исторические моменты, которые оказали решающее влияние на формирование той реальности, которая у нас есть сегодня на острове?

Во-первых, это интернационализация событий 1950-х годов. Когда в 1955 году Греция вынесла конфликт на рассмотрение ООН, он трансформировался из локального конфликта в международный спор между колонизированным народом и колониальной властью. Великобритания была вынуждена объяснить ООН, почему стремилась сохранить свою колонию на Кипре. По их аргументам, если бы Британия покинула остров, неизбежна была бы война не только между Грецией и Турцией, но и между греками и турками, живущими на острове. Однако британцы приложили большие усилия, чтобы повысить вероятность обоих сценариев: они использовали в своих интересах совершенно естественный конфликт интересов. В интересы мусульманских киприотов, конечно же, не входило стать частью Греции и иметь статус меньшинства. Британцы активно участвовали в обострении ситуации на острове. Они направили письма в Турцию, создали из турок-киприотов специальные полицейские подразделения для борьбы с греческой подпольной организацией EOKA, тем самым разжигая межэтническую вражду и проводя известную политику "разделяй и властвуй".

Однако инициатором интернационализации конфликта стали греческие киприоты-националисты в 1950 году, которых поддерживала Кипрская православная церковь. После поражения от левых коммунистов на местных выборах, они решили, что ничего лучшего, чем энозис (объединение с Грецией), они не смогут предложить избирателям. Между тем, идея энозиса в 1940-х годах была подхвачена и левыми, которые увидели, насколько быстро она набирает популярность. В это время в Греции шла гражданская война, и коммунисты подвергались гонениям. Левые и правые греки-киприоты провели референдум по вопросу энозиса, чтобы использовать его как отправную точку для международной кампании в ООН. Однако греческое правительство в то время вовсе не хотело делать этот шаг, поскольку не желало конфликтовать с Великобританией. Кипрские греки привлекли на свою сторону православную церковь и начали проводить акции протеста в Греции. Они также угрожали, что если Греция откажется вынести вопрос энозиса на трибуну ООН, они обратятся за помощью к арабам. В конце концов, в 1954 году Греция уступила и решила поставить вопрос о Кипре в контексте права народов на самоопределение. Этот шаг вызвал замешательство в недавно освободившихся колониях: если один колонизатор должен быть заменен другим, то какой смысл в независимости? На фоне этих событий британцам пришлось оправдываться. Американцы, пытаясь предотвратить возможные недоразумения, первоначально заблокировали этот процесс в 1954 году, но к 1956 году вопрос о самоопределении Кипра уже был включен в повестку дня ООН, еще до того, как движение EOKA прекратило свою деятельность.

Греческие киприоты решили предпринять что-то, чтобы привлечь международное внимание и заставить ООН рассмотреть их вопрос на Генеральной Ассамблее. Для этого они придумали разжечь вооружённое противостояние, чтобы мир понял, что их проблема требует внимания и Великобритания должна покинуть остров. Эта стратегия оказалась разрушительной. Что сделали британцы? В 1955 году, незадолго до сессии Генеральной Ассамблеи, они провели конференцию и пригласили Грецию и Турцию обсудить проблемы. Таким образом, Турция стала заинтересованной стороной. Турция еще в 1954 году выдвинула свои претензии. На следующей сессии Генеральной Ассамблеи, в 1954 году, британцы направили Турции письмо и, по сути, обеспечили ее участие в качестве стороны с определенной целью – бессрочно остаться на острове.

Решающий момент конфликта связан с декабрём 1956 года, когда британцы решили, что право на самоопределение следует предоставить не всему населению острова как одной общности, а отдельно — грекам и туркам. Таким образом, потребовалось бы провести не один, а два референдума. Это означало бы, что идея Энозиса была бы исключена из повестки дня, поскольку турки-киприоты никогда бы её не поддержали. В соответствии с этим оставались три альтернативы: сохранить колониальное правление Великобритании, разделение или независимость. Таким образом, возможность Энозиса фактически умерла в декабре 1956 года, когда британцы предоставили туркам, как отдельной общности, право на самоопределение.

Этот шаг также означал признание турецкой общины острова в качестве равноправного политического партнера греческих киприотов, а не меньшинства, чьи права должны быть защищены. Следует отметить, что греческие киприоты никогда не оспаривали права турок как меньшинства. Однако после декабря 1956 года турки-киприоты уже не считались меньшинством. С 1960 года они были признаны одним из основателей Кипрской Республики, обладающим рядом преимуществ: 18%-ное меньшинство получило 30% представительства в государственной службе, 40% - в вооруженных силах. Греки-киприоты имеют президента, турки-киприоты - вице-президента с широкими полномочиями вето, греки имеют 35 мест в парламенте, а турки - 15. Для принятия любого решения требуется большинство голосов турок-киприотов - минимум 8 голосов. Предоставление британцами турецкому населению права на самоопределение создало условия для разделения острова, поскольку после 1956 года турецкая сторона заняла позицию, согласно которой в случае ухода Великобритании остров должен быть разделен. Именно поэтому это событие является значимым.

Подводя итог, когда всё "утихло", оказалось, что результатом стал компромисс, при котором никто не получил желаемого: британцы стремились продолжить управление, греки-киприоты желали Энозиса, а турки-киприоты — Таксима, разделения острова. Таким образом, Республика Кипр оказалась никому не нужным государством, основанным на разделении власти, в котором греки-киприоты составляли большинство. Британцы достигли своей минимальной цели — сохранить на острове суверенные военные базы, а Греция и Турция не хотели войны друг с другом, поэтому обе стороны согласились на этот нежелательный компромисс.

Двигаясь хронологически. В послевоенный период 1963-1964 годов турки-киприоты потеряли свои политические права, которые они получили в 1960 году, когда греки-киприоты попытались установить правило большинства и предложили конституционные изменения, что привело к гражданской войне. С 1974 года начинается разделение острова, когда греки начали переворот против президента Макариоса, что привело к вмешательству Турции на остров и очищению северной части от греков-киприотов. Таким образом, осуществляются стратегические задачи турецкой общины острова — присвоение территории, им был дан легитимный статус северной части острова, и эту собственность они защищают до сих пор. В 1983 году эта единица односторонне провозгласила независимость как Турецкая Республика Северного Кипра, которую де-факто признает только одно государство — Турция.

Следующим поворотным событием был так называемый план Аннана и возможность объединения острова в рамках федеративного устройства в процессе вступления Республики Кипр в Европейский Союз в 2004 году. Однако это предложение в конечном итоге было отклонено греками-киприотами. Таким образом, остров по-прежнему разделен. Устойчивый приток турецких мигрантов изменяет демографическую картину на севере, который превращается в де-факто, а впоследствии, возможно, в де-юре провинцию Турции. Но также на севере растет число русских и мигрантов других национальностей, что приводит к быстрому демографическому росту Северного Кипра. Это значительно усложняет ситуацию, так как элиты Северного Кипра ускоренными темпами распродают недвижимость россиянам, которая раньше принадлежала грекам. Иностранные инвесторы богатеют, а россияне успешно отмывают деньги на острове. Превращение этой части острова в рай для отмывания денег создало дополнительный интерес и сформировало группу защитников, которые, конечно же, противодействуют попыткам и перспективам разрешения конфликта. Как уже говорилось, местные элиты получают от этого большую выгоду.

Соответственно, перспектива объединения стала еще более неопределенной. Время работает на сохранение разделения. Рационально мыслящие греки понимают те преимущества, которые может принести жизнь в богатой и развитой стране — члене Европейского Союза, и опасаются, что объединение может нанести этому ущерб. Воспоминания о совместной жизни постепенно тускнеют после 50 лет разделения. Ситуация в Грузии отличается: Грузия — молодое государство. С момента начала конфликта прошло всего 30 лет, и воспоминания о совместной жизни все еще живы. На Кипре же эти воспоминания хранят те, кому сейчас за 60 лет — пенсионеры. Кроме того, северная часть не подлежит контролю международных институтов, что способствует деятельности различных группировок, которые извлекают выгоду из этой ситуации. Таким образом, время не работает на пользу объединению.

Чтобы вернуться к вопросу о Европейском союзе и его участии в разрешении или трансформации кипрского конфликта, по вашему анализу, на чем основывалось видение ЕС в области миростроительства и трансформации конфликта? Существовала ли какая-либо концептуальная основа, система ценностей, на которой основывалась интервенция ЕС?

В отношении кипрского конфликта ЕС максимально поддерживал достижение соглашения, приемлемого для обеих сторон, и затем пытался адаптировать эти соглашения к рамкам ЕС. Но они также знали об исключениях. Таким образом, для них был приемлем любой мирный способ разрешения конфликта, приемлемый для сторон. Поэтому со стороны ЕС было мало требований, кроме вопросов, касающихся основных прав и свобод человека. Например, власти северной части Кипра хотели иметь право ограничить до 30% долю нетурецкого населения в этой части, соответственно, ограничить право граждан на переселение, что Евросоюз отразил в плане Аннана. Евросоюз учитывал это до 2004 года, поскольку его высшим приоритетом было разрешение конфликта, что позволило бы Евросоюзу не допустить импорта кипрской проблемы в свое пространство. Здесь необходимо подчеркнуть временной фактор: речь шла о процессе расширения ЕС, который был решен, и к тому времени уже не вызывало сомнений, что Кипр станет членом ЕС 1 мая. Однако оставались вопросы относительно того, каким Кипр станет членом ЕС, и поэтому задачей Союза было любой ценой не допустить импорта нерешенного кипрского конфликта в свое пространство. Именно этой задачей была обусловлена гибкая позиция ЕС в отношении разрешения конфликта.

Как стало известно позже, представители Евросоюза в процессе переговоров предоставляли сторонам обратную связь относительно того, насколько те или иные условия соответствовали принципам ЕС и их практической реализации. Таким образом, важные решения о том, как должна была выглядеть жизнь на острове, часто определялись процессами, которые были невидимы для общественности. Однако, как мы уже говорили, ЕС не вмешивался в критически важные для сторон вопросы, такие как, например, безопасность. ЕС не высказывал позицию относительно того, должны ли оставаться турецкие военные контингенты на острове после разрешения конфликта. Уверен, что такая же позиция была бы у ЕС в отношении любых военных сил, будь то американские или британские, которые были бы размещены в немецкой части острова. Этот вопрос не вызывал беспокойства у ЕС, разумеется, при условии, что принципы размещения и регулирования не противоречили интересам ЕС.

Понимание мира для Европейского Союза в отношении Кипра означало объединение острова с соблюдением принципа распределения власти, который, в свою очередь, должен был основываться на политическом равенстве. Получается, что европейская концепция мира по Кипру основывалась на достигнутых ранее соглашениях между сторонами, например, политическое равенство было признано одной из основных принципов задолго до того, как ЕС вмешался в процесс.

Для Европейского Союза мир не означал лишь отсутствие войны; это подразумевало разрешение конфликта. В данном случае это было уникальное понимание, поскольку в разрешении конфликта подразумевалось передача 50% политической власти меньшинству, составляющему лишь 18% населения. Уникальность этой модели заключается в том, что аналогов ей нет в западных демократических государствах, включая страны-члены Европейского Союза.

Несмотря на такое понимание мира, нерешённость конфликта не помешала вступлению Кипра в Европейский Союз, так?

Да, на Копенгагенском саммите Кипр получил гарантию членства, независимо от того, будет ли разрешён конфликт. То есть им была предоставлена гарантия того, что остров, в разделённом виде, вступит в Европейский Союз. Именно здесь произошло главное изменение в развитии событий. Жителям турецкой части острова не понравилась перспектива оказаться в подобном положении, как в Палестине. Они хотели стать частью процесса вступления. Однако, с другой стороны, членство Кипра в Европейском Союзе, похоже, способствовало нерешённости проблемы, поскольку больше не существовало никакого стимула или предпосылки для разрешения конфликта в греческой части. Тассос Пападопулос, тогдашний президент, в одном из телевизионных интервью заявил, что на тот момент необходимость решения конфликта уже не стояла, поскольку Кипр, будучи членом Европейского Союза, значительно легче решит кипрский вопрос с учетом амбиций Турции, которая также хотела бы вступить в Европейский Союз. Этот призыв прозвучал довольно убедительно для многих греков-киприотов и, соответственно, возросла поддержка вступления в Европейский Союз, а также увеличилась поддержка отказа от плана Аннана.

Исходя из кипрского опыта, какие уроки вы можете предложить для Грузии, которые следует учитывать на пути трансформации конфликтов, защиты прав человека в контексте конфликта и европейской интеграции?

Разумеется, защита прав человека в таких условиях — сложная задача. Особенно это касается права на возвращение, поскольку в Абхазии это воспринимается как угроза — возвращённые могут численно превзойти абхазов и они окажутся в меньшинстве. Возможно, они вообще не согласятся на полное возвращение перемещённых лиц. Так происходит и в случае с Кипром: турки и лидеры турок-киприотов иногда говорят о возвращении 30%, иногда — 40%. Теперь, что можно сделать: конечно, контакт между обществами имеет большое значение. Контакт снижает риск демонизации и дегуманизации другой стороны, тогда как его отсутствие, наоборот, увеличивает его. В случае с Кипром контакт не принёс серьёзных последствий. Более того, контакт снижает предвзятости и увеличивает доверие. За последние 20 лет не было зафиксировано каких-либо серьёзных инцидентов между двумя сообществами. Повседневная жизнь протекает мирно. Несмотря на это почти 50-летнее мирное сосуществование, совместные проекты и общие инициативы всё ещё очень редки. Смешанные браки тоже редкость. Турки-киприоты переходят в греческую часть для работы, торговли и получения различных государственных услуг, и на этом всё. В английских школах учатся ученики из обеих общин, но они не особо общаются друг с другом и проявляют к этому мало интереса. Лично я считаю, что в условиях отсутствия искренних усилий со стороны элит объединение должно начинаться от народа, от сообщества. У них должно возникнуть желание объединиться, и это желание нужно поддерживать. На фоне угасшего желания объединения я, например, оживил бы это стремление и вдохновил бы детей и учащихся. Я бы реализовал активности, где дети играли бы вместе, выполняли задания вместе и регулярно встречались для укрепления дружбы за этническими границами. У американцев есть интересная инициатива, которая ограничена, но работает хорошо: они отправляют греков и турок-киприотов на несколько недель в США в принимающие семьи, чтобы жить вместе, и тем самым способствуют формированию дружеских отношений между участниками программы. Греки осознают, что турки на самом деле не так уж сильно отличаются от них.

Именно этого не хватает Кипру — качественного контакта. Комитеты стараются делать свою работу, но им приходится действовать в враждебной среде. Например, хорошо работает Комитет по культурному наследию, так как сохранение и восстановление культурного наследия в интересах обеих общин. Однако здесь дело не доходит до систематического взаимодействия и вовлечённости — лишь несколько человек имеют регулярное общение и сотрудничество.

Интересно, что в ходе переговоров 2008-2017 годов обсуждалась идея перекрёстного голосования, которая в итоге не была принята, но я считаю, что её реализация способствовала бы восстановлению контактов и доверия. Идея заключалась в следующем: например, турецкий киприот-политик выдвигает свою кандидатуру не только на севере, но и на греческой части, где все голоса, полученные им от греческих киприотов, составляют 30% его голосов, и наоборот. Этот подход способствует маргинализации радикальных групп, а политиков заставляет учитывать интересы "второй" общины во время выборных кампаний и деятельности, так как 30% голосов, полученных ими, поступает от избирателей другой общины. Это своего рода система спроса и предложения. Если мне, как политику, нужно получить голоса и от другой общины, то мне придётся хотя бы не проявлять неуважение к этим людям.

Представьте себе, что в де-факто выборах в Абхазии принимали участие и находящиеся в изгнании грузины, и их голоса составляли бы 1/3, а проживающие в Абхазии — 2/3. В таком случае де-факто власти Абхазии должны были бы учитывать их интересы и потребности, что могло бы проявляться, например, в предоставлении им определённых прав, чтобы не потерять контроль над своей общиной через избранных представителей. Возможно, это не было бы правом на возвращение — почему, я уже упомянул выше, — но взамен они могли бы, например, свободно передвигаться, навещать членов семьи и родственников и так далее. Таким образом создаётся структурный интерес. Это тот опыт, которым я хотел поделиться. Проблема замороженного конфликта в том, что стимулирующие факторы для примирения и объединения постепенно исчезают.

Случай с Кипром действительно удивителен, ведь даже после стольких лет коммуникации, перемещений и контактов отношения между общинами так и не восстановились.

Да, это действительно так. Они мирно сосуществуют рядом друг с другом, но очень мало общаются. Конечно, есть и исключения, но, например, половина греков-киприотов никогда не переходила на север или делала это один-два раза. Однако, когда северяне встречаются на юге, между ними не возникает конфликтов. Возможно, только 10-20% населения заинтересовано в том, чтобы отношения существовали; у них есть друзья среди турецких киприотов, но эти люди не являются частью проблемы — они часть решения. Тем не менее, как мы уже сказали, у большинства нет желания. На юге около 20-30% радикально настроенных людей, которые против любых решений. Примерно 30% выступают против отношений, а среди 40% колеблющихся людей, если кто-то убедит их, может возникнуть поддержка отношений с турецкими киприотами. "Как пробудить интерес к отношениям у этих 40%?" — это важный, но сложный вопрос. Я думаю, что уроки Кипра не полностью подойдут для Грузии. В случае с Грузией отсутствие контактов ужасно и убивает все. В таких условиях невозможно даже думать о каком-либо позитивном движении, учитывая рычаги влияния России на сепаратистские группировки.

Еще один урок, который Грузия может извлечь из опыта Кипра, заключается в том, что сопротивление греков-киприотов признанию турецкой части было настолько сильным и имело столь понятные причины, что у них не оставалось иного выбора, кроме как взаимодействовать с внешним миром исключительно через Турцию. Это стало частью политики греков-киприотов. Они довели дело до того, что лишили киприотов-турок другой платформы для коммуникации и позиционирования. Таким образом, увеличивая зависимость от внешней силы, они усиливают эту внешнюю силу.

Именно так развивались события на севере Кипра. После того как снова провалилась повестка дня по объединению из-за отказа греков, турки-киприоты выбрали политику сближения с Турцией, поскольку и так финансово зависят от неё. "Зачем кусать руку, которая нас кормит, раз нас не хотят греки-киприоты?" — так можно описать политику Северного Кипра по отношению к Турции в одной фразе. Соответственно, влияние Турции росло и продолжает расти. Это особенно заметно с 2017 года, когда была похоронена ещё одна надежда на объединение. В разное время надежды на объединение были велики. Однако после неудачи последней попытки в 2017 году не сдались лишь крайне оптимистично или идеалистически настроенные люди. Общее ожидание было таковым, что если 50-летние усилия не дали результата, то любая новая инициатива не оправдает себя и сейчас.

Теперь нарратив изменился, и международные медиаторы из Европейского Союза и ООН говорят о важности вовлечения граждан, поскольку элиты и принцип «ничего не согласовано, пока не согласовано всё» не работает. Вовлечение граждан подразумевает, что им будет предоставлена возможность выдвигать предложения через общественные собрания или какие-либо другие механизмы. Этот план следует за ирландским мирным соглашением и напоминает мирный процесс в Колумбии. На этом фоне всё большее значение приобретает дипломатия второго уровня (track II) и роль гражданского общества.

Каково отношение и подход Европейского Союза к туркам-киприотам? На каких принципах основано их участие в северной части Кипра? Одинаково ли ЕС относится к киприотам-грекам и киприотам-туркам?

Здесь важно различать подход к индивидуумам и к организациям. Владельцы паспортов Республики Кипр, а все турки-киприоты имеют такие паспорта, считаются полноправными гражданами Европейского союза и, соответственно, пользуются всеми правами — правом на жительство, работу, свободу передвижения и так далее. Однако на уровне общин и общества ситуация более сложная, поскольку здесь вступает в игру фактор признания. С 2004 года на экономическое развитие ЕС потратил всего 700 миллионов евро, что не является значительной суммой, если учитывать период в 20 лет. При распределении этих средств, частично, решения принимают и греки-киприоты. У ЕС также есть офис поддержки на севере, где он пытается улучшить уровень жизни местного населения и подготовить общину к жизни в составе ЕС. Регулирование осуществляется через "зеленую линию". Туркам-киприотам разрешено экспортировать свою продукцию через южную часть острова, как это потребовали греки, однако в этом случае продукция должна соответствовать стандартам и требованиям ЕС, будь то в области безопасности, здоровья или других сфер. То есть, ЕС относится к местным предпринимателям как к предпринимателям стран-членов ЕС. Также представители Европейского Союза не могут проводить официальные встречи с официальными лицами Северного Кипра в рамках официального мандата. Например, с президентом Турецкой Республики Северный Кипр, но могут встретиться с ним как с избранным представителем местной турецкой общины. Они обязаны соблюдать международно-правовую реальность и, таким образом, официальный нарратив о непризнании северной части. Здесь возникает и проблема дипломатов и дипломатических отношений: греческое правительство открыто протестует против визитов представителей дипломатических корпусов стран ЕС на север. Среди дипломатов также нет единого подхода. Например, немецкие дипломаты посещают север, а французские — нет. Великобритания, которая больше не является членом Европейского Союза, иногда отправляет дипломатов. Однако здесь не следует забывать и о особом статусе Великобритании. Русские также пользуются привилегиями. Их община значительно увеличилась в обеих частях острова. Они даже ввели мобильные консульские услуги на севере. Так же поступают и немцы. У американцев тоже есть офис. Таким образом, русские не были первыми, кто предлагает консульские услуги северянам, несмотря на отсутствие признания их республики.

Большое спасибо за интересную дискуссию и за то, что поделились нюансами истории кипрского конфликта и мирной политики.